В СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ Я ПОСТУПИЛА В УНИВЕРСИТЕТ И ПОКИНУЛА ДОМ, потом перебралась в Москву, а вскоре и вовсе уехала из России. Мой отец, будучи разведён с матерью уже долгое время, умер, когда мне было двадцать. Ещё, наверное, года три назад на вопрос, какие у меня отношения с матерью, я отвечала — нормальные. Не самые близкие, но мы регулярно, раз в неделю, разговариваем по телефону, в курсе жизни друг друга. Я стараюсь навещать её каждый год-два. Помню, как она пыталась оказывать мне эмоциональную поддержку, когда я переживала болезненное расставание с молодым человеком. Её слова не особенно помогали, но я ценила участие.
Ощущение того, что что-то важное в моей жизни не так, настигло три-четыре года назад, после окончания очередных отношений. В ходе размышлений я поняла, что череду неудавшихся романов только отчасти можно объяснить неприятными качествами партнёров и что дело в типе, который меня привлекает — в паттерне моих привязанностей. Из раза в раз это были недоступные, токсичные, временами абьюзивные люди.
За мой счёт
Всё моё детство мать вроде бы физически присутствовала, но эмоциональной связи у нас не было. Она готовила еду, покупала одежду, говорила положенные по случаю слова в нужные моменты — но одновременно язвительно критиковала, стремилась из любого разговора выйти правой, часто за мой счёт, всё время старалась предупредить нечто ужасное, что, безусловно, произошло бы, ослабь она хоть на секунду тотальный контроль.
Вместо поддержки, одобрения, настроя на то, что всё получится, результатом моего общения с ней стали низкая самооценка, депрессивность, ожидание краха на всех фронтах и понимание, что положиться можно только на себя и, в более взрослом возрасте, на проверенных друзей.
Осознание связи детства с настоящим требует времени и усилий. Я посвятила этому около трёх лет, используя самые разнообразные практики: йогу, медитацию, латиноамериканский шаманизм, традиционных и альтернативных терапевтов. В процессе этой работы часто всплывают воспоминания, обычно связанные с матерью. Например, как у неё на любую мою реплику, выражение мнения или вопрос всегда был обстоятельный, обоснованный, развёрнутый ответ. О ней самой и для неё самой. Любое наше общение использовалось для самоутверждения, и ей было глубоко наплевать, что именно я думаю или чувствую и о чём я собственно говорила. Мои слова были просто трамплином, благодаря которому она могла подпрыгнуть, возвыситься и в результате подолгу и пространно рассуждать на любую затронутую тему, и выглядеть, наверное, заботливой, опытной, много знающей — в своих глазах.
Её никогда не волновало, чего я действительно хочу — ведь она лучше знала, чего я должна хотеть в сценарии, где она — моя мать, а я — её дочь. Меня интересовали языки и журналистика, но она решила, что я должна поступить на русский язык и литературу, потому что я много читала и грамотно писала. Мне было настолько неинтересно, что, прострадав три курса, я бросила университет и уехала в Москву — попутно я самостоятельно освоила печатную и тележурналистику, занимаясь ею профессионально, и выучила несколько языков. В ответ она годами попрекала меня неоконченным образованием, хотя это обстоятельство ни разу не помешало мне устроиться на интересующую работу.
Я выдумываю
Я училась лучше всех в школе и первой за триста пятьдесят лет её существования окончила её с медалью. Но количество моих наград, грантов, профессиональное признание никогда не интересовали мать — её интересовало лишь, насколько реальность трагически расходится с картинкой в её голове. С семнадцати лет я работала и обеспечивала себя сама. Ей же всегда было мало, всегда было за что меня критиковать.
В семьях, где родители бьют детей, абьюз налицо, он очевиден и осязаем. В ситуациях вроде моей всё настолько тонко, скрыто и запутанно, что разбираться со всем этим можно годами. Осознание токсичности родителей противоречит психике ребёнка, в которой они равны самой жизни — соответственно, критиковать их невозможно. Поэтому мы включаем механизмы приспособления и объясняем себе, что если папа не обращает внимания, значит, мы его не заслуживаем. И если мама критикует, то это потому, что мы и правда недостаточно много или хорошо учимся или работаем. Овладев таким механизмом с раннего возраста как единственным способом выживания, мы просто несём его с собой во взрослую жизнь, часто потеряв связь с реальностью за годы родительского абьюза.
Я помню, как в университете — том самом, русский и литература — у меня были сильные депрессивные приступы, без каких-то очевидных причин, меня просто накрывала тупая безысходность, которая могла длиться днями и неделями. Моя мать в ответ по телефону ругала меня за то, что я «выдумываю», и говорила, чтобы я не валяла дурака. В конце третьего курса я попала в автомобильную аварию, и месяц, проведённый в больнице, помог мне определиться с приоритетами на ближайшее будущее и, едва выздоровев, уехать в Москву. Это сейчас я понимаю, что такого типа не обусловленная внешними причинами депрессия стандартна для людей, выросших с родителями вроде моей матери, с пограничным и нарциссическим расстройством личности. Но до этого я годами думала, что что-то не так со мной.
Какао с маслом
Помню, я маленькая, лет шесть-восемь, и мать с чувством говорит коллегам по работе: «Как я завидую людям, у которых нет детей!» Как я сейчас понимаю, меня чудовищно травмировало это высказывание. Комментарии токсичных родителей крушат нашу самооценку, уверенность в себе, радость к жизни, амбиции и мечты, как и возможность воплотить их. С раннего детства, лет с семи, мать любила этак задумчиво взглянуть на меня и с деланной грустью выдать: «Да, а фигура-то у тебя не очень».
И так как бы сочувственно поцокать языком. Это сейчас я понимаю, что пытаться в семь лет определить, какая фигура будет у ребёнка, когда она встанет взрослой женщиной, — абсурд. Но это стоило мне многих лет, прожитых с убеждением, что у меня «ужасная» фигура. К моему изумлению, это никак не влияло на мою популярность у мужчин. Но это, бесспорно, повлияло на качество этих мужчин. При хронической низкой самооценке мы либо не можем предъявить необходимые критерии качества к потенциальным партнёрам, либо эти критерии очень низки.
Лет в тринадцать у меня развилась зависимость от еды, когда пять дней в неделю я жила с бабушкой и ходила в школу, а на выходные уезжала к маме и отчиму, чтобы тяжело физически работать на ферме все выходные. Моменты, когда я приходила из школы и, сделав домашнюю работу, отправлялась на бабушкину кухню пить какао и заедать его печеньем с маслом, читая книжку, были лучшим временем дня, единственным по-настоящему приятным событием, как я сейчас понимаю. Поскольку у меня не было подобного предыдущего опыта, мать со мной в этот момент не жила, а родительские обязанности бабушки ограничивались готовкой мне обеда, я наивно не понимала связи между количеством какао и печенья и последующими изменениями в весе. Я очень удивилась, когда сильно поправилась к девятому классу. Это сейчас я вешу пятьдесят четыре килограмма в одежде, а тогда мой вес перевалил за семьдесят, просто расплющивших и без того хрупкую самооценку.
Не моя ответственность
Все эти ситуации из детства всплывали и всплывали в моей голове на протяжении последних нескольких лет. Триггером перемен стало очередное манипулятивное сообщение матери, присланное, как всегда, внезапно: «Как дела, всё в порядке?» И, поскольку я не кинулась отвечать мгновенно, находясь в другой стране и другом часовом поясе и будучи занята своими делами, вслед за ним: «Ответь мне, я волнуюсь!!» Тут я по-настоящему разозлилась. Да, я, безусловно, должна бросить всё, где и чем бы я, взрослый профессионал, в этот момент ни занималась, и кинуться отвечать — держи карман шире. До этого момента я считала, что у матери просто скверный характер, но тут меня озарило, что это чистая, концентрированная токсичность, местами переходящая в эмоциональный и психологический абьюз. Набрав в поисковике «токсичные родители», я изумилась количеству и качеству информации на тему, книг психологов, групп поддержки, советов и разнообразных рекомендаций.
У того, от чего я страдала всё детство и после него, оказывается, было название — нарциссизм, — и оно укладывалось в стройную психологическую теорию; это случалось с другими людьми, было описано и проанализировано экспертами много раз. Чувства матери, её истерики, параноидальность, повышенная тревожность, хронический негатив и извечная критичность по отношению ко мне и её партнёрам — всё это было не моей ответственностью. Ощущение можно было сравнить с тем, как если бы протёрли годами не мывшееся окно, в комнату хлынул яркий солнечный свет и всё встало на свои места.
Это непростой и очень эмоциональный процесс. Осознание всей травмы, всей ответственности родителей или родителя, всего вреда, причинённого искреннему и открытому, любящему ребёнку на протяжении многих лет, — это тяжело. Один из главных элементов процесса — перекладывание ответственности с себя на того, кто по-настоящему виновен в ситуации. Переосмысление жизненных приоритетов, когда чувства другого человека (родителя, партнёра) снимаются с неположенной им приоритетной полки и занимают надлежащую им нишу, которая гораздо ниже ваших собственных чувств, желаний, планов и амбиций. Внимание в первую очередь к себе, а не другому. Любовь к себе и забота о себе, которую не осуществит никто, кроме вас.
Не родитель своей матери
Так или иначе, любое такое осознание — это только начало процесса. Это ежедневная работа, ежедневный выбор между собой и другим человеком в пользу себя — выбор своих интересов, ценностей, желаний и планов. Во время этого процесса очень важно помнить, что вы — взрослый, отдельный человек, у и ваших родителей больше нет над вами власти, кроме той, которую вы им сами предоставляете.
В последнее время при мысли о телефонном разговоре с матерью у меня в теле возникает физическое ощущение смерти. Смерти как противоположности всего, к чему я когда-либо стремилась: радости, любви, гармонии, самореализации, карьерного роста. Поэтому я до предела ограничила общение с ней, а когда оно происходит, то под моим чётким контролем и на моих условиях. Я больше не могу позволить себе вкладывать время и энергию в общение, от которого мне физически и эмоционально плохо. Я больше не беру на себя ответственность за чувства матери, за её «несложившуюся» жизнь и то, что вокруг неё «одни дебилы и не с кем поговорить», за то, как ей тяжело. Она взрослый человек, и на каждом этапе, ведущем к её нынешнему положению, она сделала соответствующий выбор. Я больше не могу вести себя как родитель своей матери — я и так, по сути, истратила огромную часть детства на заботу о её чувствах, на ложно внушённую мне ответственность за её настроение. Я учусь в первую очередь выбирать себя, и неважно, касается это отношений с матерью или с любым другим человеком. Я больше не завишу от мнения других обо мне, от чужих оценок и слов. Я постепенно становлюсь хозяином своей собственной жизни.
Что делать?
Вот что опробовала я сама и что могу посоветовать, основываясь на собственном опыте:
- пройти тест на токсичность отношений с родителями;
- прочесть книгу Сьюзен Форвард «Токсичные родители» и проделать пошагово описанные в книге упражнения;
- найти группы по теме в фейсбуке — возможность послушать чужие, но до боли знакомые истории и высказаться, не опасаясь осуждения в ответ, которую предоставляют такие группы, очень помогает;
- найти ближайшую к вам группу Al-Anon (не путать с AA), сходить на
несколько встреч и понять, работает ли для вас эта парадигма —
изначально созданные для родственников алкоголиков, эти группы
постепенно вышли за первичные рамки и являются хорошим контейнером для
выражения даже самых сложных и тяжелых эмоций без боязни осуждения; - прочитать про нарциссизм и определить, есть ли его черты в ваших близких;
- найти любую возможность физически отделиться от родителя, то есть переехать в другое место;
- если вы физически не живёте с родителями, но их присутствие в вашей жизни больше комфортной нормы, провести сепарацию, во время которой внимательно понаблюдать за собственными ощущениями от происходящего;
- поработать с толковым терапевтом;
- если есть возможность, сходить на несколько сеансов EMDR-терапии, желательно attachment focused (AF-EMDR);
- при нежелательном, но неизбежном разговоре с токсичным родителем, лично или по телефону, можно визуализировать стену между вами, которая вас защищает. Также можно визуализировать человека или другого бенефактора, который вам приятен и в присутствии которого вы чувствуете себя в безопасности;
- заняться медитацией.
